Промо
-
Далекие страны 1
271 / 0 / 8 летТак часто шли дожди в конце июля
Такие не привычные для лета.
Бывало, с запада ветра надуют,
В полнеба тучи пепельного цвета.
Там где то высоко, так добродушно,
Октав но громовая сыплет дрожь.
Сверкает молния и тенью душной,
Спускается на землю теплый дождь.
И капли падают в туманной тишине,
Как брызги от парного молока.
Так тихо, мирно, будто бы во сне
Проходит дождь, уходят облака.
От не густого этого дождя
Даже цветы своих голов не прячут.
И ласточки вновь высоко кружат.
Купаясь воробьи по лужам скачут.
Природе дождь конечно в радость,
А деду Парамону он не кум:
-Вот адская вода! Вот сырость, гадость!
Дед причитает, кутаясь в зипун.
Кобылка тощая шагает шатко.
От хода от такого клонит в сон.
Лениво смотрит дед на хвост лошадки,
Себя жалеет бедный Парамон.
Уж чует он, до ночи не успеть
Добраться до станицы, хоть ты тресни!
Пытался дед для настроенья петь,
Но грустные все получались песни.
Смеркается. Туманный холод пал.
Комар лютует в эту пору…
Чу! Костерок в верстах трех замерцал.
Дорога вниз, а настроение в гору.
-Чай не лихие люди там ночуют?
Станичники, поди.… А ну постой!
Покосный стан там, сердцем чую.
В местах то этих редкий травостой.
Легонько Парамон кнутом стегает.
Кобылка, чувствуя дымок,
Ходу дала, не надо править.
Сама бежит на костерок.
Подъехал. Натянул поводья.
Ну, так и есть, вон косы в ряд.
Так это ж хуторские вроде,
Вон Агафон, Семен, Кондрат.
У деда от улыбки Щелкой глазки.
-Здарова мужики! Ну, как покос?
Кондратка помоги распрячь лошадку,
Все кости по пути растрес.
-Здоровья тебе дед! Какой к нам леший
Тебя занес в столь поздний час?
Сымай мокрый зипун, на жердь вон вешай.
Садись к костру, ночуй у нас.
Присел к огню дед Парамон.
С сырой одежды валит пар.
Веселым взглядом косарей обвел,
Хозяйски палочкой взъерошил жар.
-Что встретил вас-то добре хлопче.
Застала б темень средь лесов.
К дому бы я добрался к ночи,
Да поломалось колесо.
Врал старый, про ремонт телеги.
Жара, его клонило в сон.
Лошадки тяжко, не до бега.
Уснул в тенечке Парамон.
Проснулся- почернело небо.
Дед гнал кобылку что есть сил.
Как не старался, а к обеду
Под дождь он все же угодил.
Но от плохого настроенья
Уж не осталось и следа.
В костях разлилось потепление,
В котле Горячая еда.
Разлит по чашкам жирный суп.
Портянки сушатся как флаги.
Чу! Что там мужики несут?
Колоду сладкой, спелой браги!
Дед чуть привстал: - Вот энто сила!
День нынче вроде не святой…
-Да вот, почти что всё скосили.
Еще денек, а там домой.
Ну, раз пошла такая бражка,
Дед взял с телеги сала шмат.
На ломти режет на бумажке.
И слушает веселый мат.
Да, хитрый дед! Припрятал сало.
Теперь мы не нальем за так.
Расскажешь сказок нам не мало.
На это дело ты мастак.
Дед улыбается щербато:
-Что ж расскажу, не трудно мне.
Историй знаю я ребята,
Вам не присниться и во сне.
Хотя б про Ваньку гармониста.
Душа – мужик, нету добрей.
Играл то как! Душевно, чисто…
А ну-ка Агафон, налей.
Взял Парамон литровый ковш,
Перекрестился, нос поднес.
Понюхал жадно, буркнул:- что ж…
Пью мужики за сенокос.
Перевернул как кваса чарку.
Всё выпил не пролив глотка.
Достал кисет, скрутил цигарку,
И прикурил от уголька.
Окутавшись клубами дыма
Продолжил Парамон рассказ.
-Ну значит дело было в зиму.
Кажись на рождество как раз.
Все знаете станицу, что за Доном?
Нет. Ну её легко найти.
Встаешь спиной к Евпатовому дому,
И пехом через степь полдня пути.
Там справа будет хиленькая роща.
Её пересечёшь, и вот он Дон.
А дальше отыскать совсем уж просто
Сначала в гору, после под уклон.
Направо по теченью до парома.
На левом берегу стоит гумно.
Там пасека, беззубого Пахома.
Приходиться он кумом мне давно.
Ах что за медовуха у Пахома!
Ну чисто сладкий самогон.
Гостил частенько у Пахома дома,
И у меня бывал частенько он.
Так вот, А сразу за избушкой кума,
Штук пять делян, на них до чёрта дров.
Вброд через ручеёчек шумный,
И вот она станица в семь дворов.
Вот там жила Лукерья, чтоб ей в дышло.
Женился с дуру я на ей.
А счастья с ней, увы, не вышло.
На свете всем не видел бабы злей.
Ковш, осушив и хрустнув грушей спелой,
Неторопливо говорит Кондрат:
-Ты Парамон Иваныч ближе к делу.
Что Ванька – гармонист Лукерьи сват?
-Причем тут Ванька то? Аксис!
Какой-то ты Кондратка странный.
Кондрат смеётся: Ты дед не крутись.
Кончил про Лушку, начав про Ивана.
Ах, да! Конфуз сей миг исправлю.
Есть хутор, « Нижние ручьи».
На хуторе у Вани жила краля.
Ходил к ней Ваня в выходные дни.
Под утро как то он домой вертался.
Веселый, храбрый – выпил ведь.
Как только стал в «Осиный лог» спускаться,
На встречу выскочил медведь.
Хмель враз прошёл. Медведь не с малых.
Иван аж выронил гармонь.
К слову сказать, гармонь из старых,
Двухрядка тульская, лишь пальцем тронь
Поет! Наружностью так просто чудо.
Вся в перламутре, елочкой меха.
Привез её Аким, не помню вот откуда,
Но знаю точно, что из далека.
Медведь на Ваню, Ваня за гармошку.
Такую красоту бросать то жаль.
Ну, потянул меха немножко,
Медведь как вкопанный и встал.
Молчит гармонь – медведь на Ваню,
Клыки оскалил, и рычит.
А как играть Ивашка станет,
Медведь как вкопанный стоит.
Вот есть же случаи в природе.
К примеру, этот косолапый.
Тупая животина вроде,
А слушает гармонь на задних лапах.
Годин так восемь проиграл Ивашка.
А мишку даже в сон не клонит.
К обеду дело, душно, тяжко.
Играет Ваня и тихонько стонет.
На счастье в поле бабы шли гурьбой.
А ну, визжать, медведь в овраг.
А Ваня уж едва живой.
Гармонь отдал, и оземь бряк.
Как оклемался Ваня трошки,
Продал гармонь, ружьё купил.
Обходит стороной гармошку.
Со временем дюже запил.
Ох, что ж хотел сказать я вам…
Вот память! Режет без ножа.
В костер подбросил дед дрова,
Вздохнул, и тихо продолжал:
-Ой! Чтой то екнуло в нутрях!
Ты Агафоша не зевай.
Ведь без второй – первая зря.
Давай, скорее наливай.
Дед в два присеста выпил брагу:
-Семен, а ну дай докурю.
От мишки я не бёг ни разу.
Вот крест ребята, я не вру.
Я мужики вам не Иван.
Меня не напугать так просто.
Медведю промеж глаз как дам,
Тот скопытнется без вопросов.
Такой вот случай был со мной.
С ночного как то шёл с ружьишком.
Дело под утро, но темно.
Хотя светает, но не слишком.
Гляжу, из чащи чтой то лезет.
Потап Потапович – шельмец!
Ну, супротив мово медведя,
Иванов то ещё малец.
Прикидываю мушку к глазу.
Стрелял в ту пору, будь здоров.
Бабах! Бабах! И мишка сразу
На землю бряк, смотрю – готов!
За полчаса освежевал,
Закинул я на плечи ноги…
Вздохнул дед, трошку помолчал:
Слыш Агафон, налей немного.
Ковш Агафон пускает в круг:
-Не убывает из бадьи.
На брата будет по ведру.
Смотри старик не упади.
-Эх, хлопце! Я один на спор,
Могу колоду порешить.
Но не варнак я и не вор.
Оставлю малость вам испить.
Дед ковшик осушил в два маха.
Осоловел. Будто в жару
Рванул на вороте рубаху:
-Я Хлопце, ни когда не вру!
Был со мной случай в эту пасху…
-Иваныч, стой. Вот тебе на!
Ты прежнюю до молви сказку.
Эту успеешь, ночь длинна.
-А что я давеча гутарил?
Запамятовал, что сь ей богу.
-Ну, говорил что был не старый.
Закинул мол на плечи ноги…
-А, вспомнил! Парамон смутился:
Кто в молодости не грешил…
На сеновале с ней любился.
Да и жениться уж решил.
Но поженился на Лукерьи.
Сам ей не предлагал руки.
Все мне повыдирала перья…
Чего смеётесь, мужики?
Дед смотрит недоумевая
На мужиков. Те в глотки три
Смеются пузо надрывая,
Склонившись чуть не до земли.
От хохота в тиши ночной,
С озер взлетела уток стая.
Лошадь мотает головой.
Смех эхом по степи летает.
Кондрат немного оклемался,
И слезы утерев рукой,
Сказал: -Иваныч ты заврался.
Смотри ка ловелас какой!
Медведя ноги – не зазнобы,
Закинул на плечи себе.
Дед покраснел слегка, немного.
Улыбку прячет в бороде.
-Оказия со мной случилась.
Уж больно брага хороша.
Во мне сейчас большая сила!
Раздолья требует душа.
Вот взять хотя б мово отца.
Земля ему пусть будет пухом.
Тот выпивал всё до конца.
Не брала батю медовуха.
Помнишь мово отца Семен?
-А как же. Хоть и был малой.
Век не забуду как нас он
Крапивой с сада гнал домой.
-А ведь родитель мой пред тем
Как свататься к моей мамане,
В моря ходил. Годочков семь
По разным плавал акианам.
Кузнечным делом уж потом
Увлекся он, а был матросом.
Корабль был большой как дом,
А звался вроде «Альбатросом».
И повидал папаша мой
Полдюжины стран всяких разных.
Как выпьет лишнего порой,
Уж тут - то он рассказчик важный.
Со всей станицы мужики
Сходились, чтоб его послушать.
Сядут кружочком казаки
И слушают, развесив уши.
А батя когда входит в раж.
На языках различных шпарит.
Ему забава и кураж
По иносранному гутарить.
И обучил меня он тоже,
Мудрёным языкам заморским.
И некоторым дюже сложным.
Не то что наш соседний польский.
Вот Хранцию возьмём к примеру.
У них там все – «мусью», «мадам».
В разврате же не знают меры.
Девицы легкие, ну срам!
Пролив там энтот… По - ло – манш!
И город?... Имя подзабыл.
Язык об слово то смомаш.
Туды Батяня раз приплыл.
На берег капитан пустил.
Приличный город с виду вроде.
Хранцузы всё «мадам», «мерси».
И кочетами важно ходют.
Один к папашке подошёл.
На ушко шепчет так – «Пардон.
Вы это, не шурша ля фам.»- мол.
И пальцем тычет в некий дом.
Хранцуз то вроде и не хам.
Дом на харчевенную похож.
К двярям подходят, девка там.
Отцу лепечет чтой то тож.
Ну, Не понятно хоть убей!
«Лямур, мур – мур! – и льнет к плечу.
Батяня поясняет ей,
В рот пальцем тычет: - Есть хочу.
Хранцуз за руку и ведет.
Всей троицей заходят в дом.
Не пахнет вовсе там едой.
Да и не пахнет там столом.
Лишь широченная кровать.
Хранцуз с батяниной деньгой
Уходит, а девица хвать
Штаны отца – Штаны долой!
Отец бежать как от огня.
Портки рукой держа едва.
Хранцуза все же он догнал,
Деньги забрал и в рожу дал.
Я вам попроще поясню.
Чтоб значит вам не глаз а в бровь.
Если ты в рот с девицей. Ну,
Хранцузкая то есть любовь!
Плюнул Кондрат: - Тьфу, срамота!
Скажу жене, так не поверит.
Да разве это можно так?
Не выпил дед ты свыше меры?
Дед негодующе воскликнул:
- Я вам гуторю всё как есть.
Не кто б из вас даже не пикнул,
Если б батяня был бы здесь!
Эй, Агафон. Налейка ковш.
А то чтось пересохло в горле.
Коль вы не верите, ну что ж.
Не буду я гуторить боле.
Понурился. Обидно деду.
Весь его вид – тоска, печаль.
А мужики мириться лезут:
- Иваныч, выпей. Не серчай.
Обиделся, как сыч молчит.
Но ковш принял и осушил.
Скрутил цигарку, прикурил:
- Вот крест! Я правду говорил.
Возьмём Италю, просто смех.
Не вру я мужики, ей бог!
На картах ей подобных нет.
Ну, натуральнейший сапог.
Покойный батя там бывал.
Там абы, абы строят хаты.
Есть Казилей, сплошной развал.
Без крыши, стены все в заплатах.
И башня, имя у неё…
«Пизданская». Ну, и название!
Не кто в ней впрочем не живет.
Клониться. Видно в наказанье.
Семен ты помнишь в том году
За речкой строили церквушку?
И сладили на берегу,
Не рассчитавши нрав речушки.
Подмыло под самой порожек.
Наклон маленько церковь дала.
Что ж нам как иносранцем тоже,
Смотреть и ждать, чтоб та упала.
Гурьбой собрались мужики,
В три дня церквушку разобрали.
Собрали дальше от реки,
И епитимью отыграли.
Приятен глазу её вид.
Как громоздиться над рекой.
Даст бог, лет двести простоит.
Она ж не Казилей какой.
О местных отзывался батя
Не дюже добре. Ну, их в баню!
Все балаболы, еще кстати,
Чернявые как те цыгане.
А рядом там страна Испаня.
Язык у них что «чик – чирик».
Там тоже побывал папаня.
В столице, кажется - Мандрид .
Забавная у них потеха.
Не помню, как её зовут.
Увидишь, скорчишься от смеха.
В общих чертах такая суть.
Тщедушный значит мужичонка,
С огромной тряпкой кумача,
Гоняет по полю теленка.
Не может победить бычка.
А ты - то ещё помнишь Сёмка,
Как батя мой на кулаках
Любого побеждал, и звонко
Ударом в лоб валил быка.
Да , помню Парамон, а как же.
Дядя Иван - силач большой.
Лет может двадцать, день то каждый
Махал кувалдой батя твой.
Плесни ка Агафон маленько.
Помянем божьего раба.
Тихонько выпил брагу Сенька.
Осталась пена на губах.
Сидели молча минут пять.
Кондрат привстал, помял бока:
-Быть может братцы, будем спать?
Историй нет у старика.
Дед подскочил, и руки в бок:
Как это нет! Не те судить.
Я ежели б хотел то смог,
Всю ночь вам сказки говорить.
Хотя б про Англю, где туман.
Там «сёры» все, хотя нет – «сэры».
Их окружает акиян,
И каждый день там небо серо.
А если солнце, то им рай.
«Ой, райт» кричат, и дюже рады.
Солнце по их нему «ой, райт».
Все иностранцы божьи чада.
Еще Шутланцы там живут.
Они не англючане вроде.
Те не пошутят, так помрут.
Все мужики там, в юбках ходят.
А эта? Как её? Ви… Вине…
Виньеция! Насилу вспомнил.
Дорог там нету и в помине,
А нет дорог – не надо кони.
По улицам вода течет.
Как в половодье, здесь, на Доне.
У них же это круглый год.
И плавают они в гандонах.
Ещё Армерика страна.
Ну, та большая, как две Польши.
Чудные братцы имена
У мериканцеф, смеху больше.
К примеру «Скот», или же «Боб».
И этот? Как же его? «Билли»!
Так окрестить, уж лучше б в лоб
С рожденья дали б и убили.
Видать не любят там детей.
«Боб»! Нарекли б ещё «фасолью».
«Скотом» у нас зовут свиней,
Которых держим мы в неволе.
Народец там сплошной байстрюк.
Все с леворвертами и в шляпах.
Стреляют из обеих рук.
Общаются как есть на матах.
«Хуиз» у них – как у нас «здрасте».
Как давеча гуторил вам,
Там просто и по женской части.
Как у хранцузов. Стыд и срам.
Арапов навезли себе,
Чтоб денно, ночь но те трудились.
А тем не хочется в ярме,
Освобождения добились.
Арапы нации другой.
Черны, – что старый котелок.
На родине туго с водой.
Там стоит вечный солнцепек.
Не вспоминается не как.
Вот, память - это ж просто горе!
Семен, по батьке зовут как
Хромого мельника Егора?
Семен затылок почесал:
- Тебе то Парамон зачем?
Дай вспомню… Батька Африкан.
Так это – Африканычем.
А, вспомнил! Так её язви.
Страна та Африкана.
Мне лишь начало назови,
Любые вспомню страны.
И кстати, в этой Африкане,
Невиданных зверей не счесть.
Бродят по этой… По саванне.
Шукают чтоб такого съесть.
Батяня рисовал мне их.
Художником он был не важным,
Но уж старался за двоих.
Все стены разукрасил сажей.
Ну вот, к примеру – «бергимонт».
Что боров мой, отличий мало.
Но раз в пятнадцать больше тот.
Эх, сколько б было с него сала!
А «зёбру» взять, ну та же лошадь.
Ан нет, другая малость кожа.
Савраска у слепого Леши,
Ну, очень на неё похожа.
Ещё там есть, какой то «слон».
Ну, он свинье то не под стать.
Побольше бергимонта он,
А нос, поди, аршинов пять.
Кто видел паровоз хоть раз?
Громадина! Бросает в дрожь!
А впереди фонарь как глаз…
Ну, вот, слон вовсе не похож.
Дед потянулся и зевнул.
-Ух, клонит в сон меня ребята.
Кондратушка, подай зипун.
Чего - то стало хлодновато.
А Лушка - чертова змеюка,
Уж спит, поди. Ей всё равно
Что я застрял в степи, а ну – ка
Не встретил вас, уже б давно
Замерзли кости старика.
И надоумил черт жениться!
Учил же батя дурака,
«Жениться не воды напиться».
-Тебя будить как рано дед?
-Да, разбудите по росе.
Уж Парамон в зипун одет,
Поближе к костерку присел.
Уснул, минуты не прошло.
Упали спать и косари.
К полуночи месяц взошёл,
Степь, освещая до зари.
Стоит по колеям дорог
Вода, не впитанная почвой.
Месяц в воде купает рог,
Стыдливо прикрываясь ночью.
Роса, рождаясь в стеблях трав,
Брильянтами дрожит под ветром.
И месяц, обуздав свой нрав,
Тускнел, застигнутый рассветом.
А где то выше тополей
Поднялся утренний туман.
Среди затерянных полей
Гуляет ветер – атаман.
Доносит он из–за реки
Не доеных коров мычанье.
Уже проснулись петухи,
В степи цикады замолчали.
Семен проснулся раньше всех.
Пошевелил в кострище жар.
Вздохнул, словно кузнечный мех,
И смотрит на зари пожар.
-Вставайте мужики. Пора.
Сказал Семен, достав кисет.
-Днем будет знатная жара.
Скосить успеть бы по росе.
А косари то скоры на подъём.
Через минуту с малым стан ожил.
Сушняк от жара занялся огнем,
И ветер искры в танце закружил.
Проснулся Парамон, зевает сонно.
Вдруг подскочил, глаза горят.
-Эй, мужики! Я все же вспомнил.
Болтают, будто сбросили царя!
Мол, в Петербурге бунт прошёл.
Зимою, в феврале кажись.
Не знаю, плохо – хорошо ль,
А без царя какая жизнь?
Рукой махнул Кондрат: - Нам что!
У нас, крестьян одно желанье.
Хороший урожай. Не будет трон пустой.
Найдётся Александр за место Николая.
С дедулей наспех попрощавшись,
Ушли косить, пока роса.
Дед запрягал, прислушиваясь часто:
-Ишь, косят, что одна коса!
Погнал дед лошадь, правя стоя.
Мечтая о неведомых морях.
А над огромною страною,
Уж занималась алая заря.
***********************
