RealMusic
15 лет

СиТо ЗеРкАл

53:54
81 13%
Теги
Лицензия
Над треком работали
Юрий Косаговский
Описание
фантастика
Альбом
ЗВУКИ УЛИЦ И ЗВУКИ ДУШИ
Студия
Музей рондизма * Студия Дзен
Текст
.


. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. # .

. .

. .

. .

. .

. над некоторыми людьми, оказывается, есть усы, или появились вообще такие люди. И вот в метро, в толкучке, я просунул пальцы под эти усы на голове - и пальцев не было видно, они были невидны, хотя усы сами росли не из головы, а над головой в воздухе, т.к. пальцы свободно проходили в воздухе между ними.

Вообще все началось с того момента, т. е. предшествовало появлению людей с усами над головой то, что, как мне рассказывали, какой-то повар вошел на кухню и увидел, что все куры дохлые, т. е. отравлены - и так был открыт заговор с покушением на наше правительство со стороны некой иностранной делегации. И появились люди с усами на головах. Ах, да, чуть-чуть не так: значит, был повар, потом делегация, потом слух о Сите Зеркал, вернее, о Сите Времени, а потом оказалось, что времени нет, а есть Сито Зеркал, и потом люди с усами над головой. Вот такая хронологическая последовательность.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ## .

. .

. .

. .

. .

. .

. .



Если вы не любите решать задачки, но с удовольствием знакомитесь с условиями задачи, а потом отдаетесь спокойному течению ассоциаций, то вы поймете, о чем идет речь и в чем принцип Сита Зеркал. Т.е. ни о чем напряженно думать не надо, (а это и бесполезно чаще всего) достаточно просто смотреть на вещи прямо перед собой и прислушиваться к своим ощущениям. Это интересно. Это так же, как сидеть у ручья, или у моря, или в сосновом бору и слушать шум. В шуме нет ничего, но шум рождает у вас внутри образы, настроения. Так и Си то Зеркал.

Вот мы говорим: шкаф. И представляем нечто размером с муху и почти бесцветное, но с маленькими створками, которые умеют открываться. Мы читаем в словаре описание смысла слова «шкаф» и видим множество шкафов, огромных как комнаты, мы приходим в мебельный магазин и видим множество шкафов, похожих на маленькие отдельные квартирки, в которых можно поселиться и жить. И все разное, разное - в словах, в словарях, в магазинах, и забыть об этом и успокоиться можно только, если все это бросить в Сито Зеркал, т.е. перестать думать о том, чего нет, и тогда... Что тогда, я расскажу завтра.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ### .

. . . .

. .

на днях произошла одна сценка. Мне нужно было съездить на работу к моему приятелю в учереждение. В учереждение при министерстве, и хотя ничего смешного там нет, наоборот, все серьезное, но все равно, глядя на всех иногда мелькавших служащих, невольно иногда при ходила в голову мысль, что времена Гоголя не пропали и именно там задержались, но только не было самого длинноносого писателя, а был мой приятель, похожий на купчишку - но только по бороде и глазкам голубенько-серым и прическе, такой же вылизанной как борода: а глазки - как две птички в клетке из его волос, они запутались там и сидят, теперь уже как бы привыкли.

Приятель мой ходил по коридорам с таким выражением, как будто дорога предстоит неимоверно далекая, куда-то даже за звездные лучи, как сказал бы Гоголь. Но мне нравилось сидеть в коридоре, в кресле, за журнальным столиком - потому что, когда ждешь, то вроде бы как весь остальной мир затихает, и торопиться никуда не надо. Даже пришлось переписать снова три бумаги из-за двух цифр. Сегодняшнее число было 5-е, а я так и написал, а он сказал, число вообще писать не надо и даже стал уверять, что вообще никогда не пишут число, и показал даже 2-3 бумажки. Я терпеливо переписал, отдал и сижу, отдыхаю, заглядевшись на люстры: как искусно одно стеклышко загораживает другое, образуя светящийся, сияющий шар ... А жена меня спрашивает:

-О чем ты думаешь?

Я отвечаю:

-Я думаю о том, что будет, если в эту люстру кирпичом запустить. Она три дня вспоминает мой ответ подшучивая, а я ей каждый раз объясняю, что интересно представить этот звон, эти брызги, и может быть одна из .

.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

.

.

. .

. .

. .

. .



. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

лампочек только и погаснет внутри, и одним кирпичом не обойдешься, а там, глядишь, может быть надо два или три кирпича - а, казалось бы, такая зыбкая система - облако сияния...

Мне кажется именно из-за моей, именно детской способности в серьезных учереждениях оставаться мечтателем играющим, хотя я и сидел в сером костюме и хотя спустя 1О минут в кабинете Директора, куда меня привели, и представитель министерства только ко мне обращался «Юрий Юрьевич», да «Юрий Юрьевич», я, несмотря на это, был столь далеким и детским в коридоре, так вот поэтому мне и удалось, на верно, увидеть и ознакомиться с этим устройством, как Сито Зеркал... .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

Сейчас опять спать хочу, засыпаю и поэтому пока обрываю свою запись... и ставлю три точки...

. .

. .

. .

. .

. .

. #### .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

.

я не могу заранее знать точно день и час, когда я вижу Сито Зеpкал, хотя раз или два раза в неделю точно оно появляется, и тогда я подхожу к нему, уменьшаюсь в размерах и захожу вовнутрь.

. .

. .

. .

. .

. .

. .



Это, конечно, не собака или кошка, которую можно увидеть. А, вот, дескать, ты и пришло, Сито Зеркал. Ага! Ну, давай, я войду в тебя, чуть нагнув голову. Это не так. Но это бывает в точности как во сне: нелогично, неожиданно - но только наяву. Например, вхожу я на кухню, и сразу налево могу видеть нечто вроде тумана или целлофановой пленки или развалины гигантского радиоприемника, и не то присаживаюсь, не-то планирую на него, как дельтапланерист или ворона. И тогда я не помню про наш или ваш мир, а нахожусь в контакте с этой машиной, с этим устройством, которое я назвал Сито Зеркал. И останавливается все во мне, что ориентировалось на тикающие предметы (будильники, часики, часы, настольные часы, настенные часы) - нет, там мир другой: там трава, и летают бабочки, и в то же время можно задать любой вопрос и получить любой ответ.

Но там так хорошо, что забываешь спросить о чем-нибудь, и главное о том, о чем стоило бы спросить. Вопрос тот сам как воробей летает в той комнате, но весь я занят общением с Ситом Зеркал, и тот воробей немного мешает, хотя я понимаю, почему он так взволнованно щебечет, вопрос тот важный и принципиальный, но он важен там, где нет Сита Зеркал, а здесь он забывается, как разглаживаются складки на тряпке утюгом, он - помеха досадная к блаженству, тишине, к вечному и сокровенному. Там и нос я не помню, чтобы чесался, или ухо, или затылок, там даже и дышать забываешь и не дышишь, но внутри легко, как будто воздух пронизывает тебя самый легкий и нежный на свете.

Нет, там хорошо, И свет там какой-то исчерпывающий, само совершенство в своем составе: он и электрический, от чего уютно, и дневной, от чего вечное счастливое нежное утро на душе. И хотя я не задаю вопросов, но диалог идет, и он такой... как будто бы беседуешь с Богом, он такой красивый и умный, и важный, и очень

. .

. .

. .

. .

. .

. .

простой - не говоришь, а дышишь, и Сито Зеркал в ответ не говорит - а дышит мыслями неслышно, но ощутимо. Я бываю там 2-3 раза в неделю... кажется... стоит мне только сказать «два», как вроде «три» надо было сказать. А скажешь «три» - то, кажется, надо было сказать «один раз с половиной». Но это неважно - важно другое, что оно есть! А сказать вам, что у меня на кухне, как входишь налево? Как войдешь - там стул, на котором я чаще всего сижу.

. .

.

.

. .

. .

. .

. ## .

. ### .

. .

. .

. .

. .

. .







еще лежа я видел, закрыв глаза, что в поле моего внутреннего зрения появляется женщина с решительным взглядом. Так оно тут же и оказалось, это была женщина-оратор. Едва я мысленно улыбнулся, как она уже чуть не так шевелила губами, произнося слова: она уже губами шевелила, но рта нарочно не открывала. Она как будто этим поддразнивала меня. Я искал следы насмешки в ее краях губ и глаз и, кажется, нашел, но она вдруг замолчала. Упорно молчала, тоже, наверно, мне на зло. А потом из носа пошел красный поток чего-то непонятного, медленно-медленно, и еще новая неожиданность: это все стало оказываться дымом, и дым валил у нее из ноздрей

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

как из заводских труб - вот это все описанное - это процесс, когда настраивается Сито Зеркал... на что-то новое.

А это очень похоже на сны. Потом еще Сито Зеркал похоже на переписку с девушками, когда каждая из них думает, что она одна. Потом еще Сито Зеркал похоже на то, что живешь будто бы одновременно в двух местах: например, конечно, я всегда живу там, где я живу, в Москве, и, кроме того, я одновременно еще живу и в других местах. (Там, где я был когда-то раньше, а иногда и там, где и не был еще никогда), так, например, я неделю прожил на Северном Кавказе, в маленьком городке (где я действительно бывал раньше), да еще и целый месяц преподавал географию морякам, не имеющим 8-ми или 1О-ти классного образования. Это увлекательная история, романтическая, с морскими брызгами и с десятибалльными штормами, и я бы, может, и до сих пор бы там преподавал географию, но меня уволили. А уволили меня, между прочим, за то, что я одновременно еще и исчезал с корабля в другую жизнь: в Прибалтике у меня жила Маша, и на Украине еще у меня была Оля, даже стыдно вспоминать, и я иногда отсутствовал 2-3 дня.

И это тоже Сито Зеркал, то есть перемещение в пространстве я, конечно, имею в виду, а не распущенный образ жизни и раздвоенность (или даже растроенность), и не более того я имею в виду.

И вообще, если уж я начал вопреки своему желанию описывать устройство Сита Зеркал, то еще и такое упомяну. Звонил вчера одному физику. Вернее,

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

позвонила ему моя гостья и поговорила-поговорила с ним и потом мне трубку передала.

-Ну, как твои стихи поживают? - спрашиваю, знаю, что он пишет.

-А я давно к ним не подходил, - отвечает.

-Ну что же, надо тебе к ним прикоснуться, - говорю.

-А ты знаешь, я уже старый стал, а ты сам не впал в маразм? - спрашивает он неожиданно.

-Да, - говорю, - впал, я как раз сейчас об этом повесть пишу, называется «Сито Зеркал». Наш разговор дальше не помню, и опять что-то мне веки сдавило, и спать стало хотеться, глаза закрываются...

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ### .

. ### .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. однажды я вошел вот так же на кухню (и налево) и сел на стул. Уже был конец дня для нормальных людей, а для меня наступала вторая его часть, то есть, было часов пять вечера, я был на кухне, как сказал, сидел у входа, и я наблюдал угасание первой части дня за окном, смотрел как смеркается небо. Оно сначала делало вид, что вечера вообще не существует на свете, а если вечер и есть, то он будет очень-очень не скоро. Но это его утверждение звучало все более тусклым и бесцветным голосом, и в том, что наступит вечер, уже можно было не сомневаться. И в этот момент стул стал опускаться.



Стул стал опускаться, с одной стороны вниз, а с другой стороны на 3О градусов назад, то есть к плинтусу за моей спиной. Я несся как на лифте, почему-то я был уверен, что не падаю, а опускаюсь, видимо, за счет строгости движения, поэтому внутри меня не было никакой паники или ужаса. Я закончил опускаться, как только мое внимание привлекли какие-то трубы, которые

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

то были похожи на трубы, по которым идет вода или газ, то вдруг были похожи на электропровода. От таких наблюдений неприятно становится и чуть поташнивает, и вспоминаются всякие неприятные вещи: сало, вареная морковь, лук вареный и мутный холодец.

Почему так: видимо, когда что-нибудь попадается на глаза несоответствующее, то в миниатюре- это угроза нормальной жизни, а спутник у такого явления, видимо, как аромат у цветка, именно рефлекс на рвоту и головокружение. Я это ощутил слегка, как будто ветер на щеке или сзади шеи.

. .

. .

. .

. .

Потом стали попадаться трубы с отверс­тиями наверху как на флейтах, отверстия были вогнутые - и сразу стало понятно, что по этим трубам не вода текла и не жидкость какая-нибудь. Но и не газ. Может быть, это были входы для чего-нибудь или кого-нибудь. Даже вдруг там, где начиналась запыленность наблюдаться на трубе, там вдруг попались два входа остекляненные. Невольно приходило на ум, что мир бесконечен. По-моему это было одним из свойств Сита Зеркал - вызывать мысль о бесконечности мира.



Зима эта выдалась холодная. Морозы на улице, судя по разговорам людей, градусов 2О- -25,а если по своим ощущениям, то 36,не меньше - губы леденеют, немеют на лице, их хочется потрогать, а пройдя 1ОО метров от дома до остановки, думаешь «ну, все, хватит», то есть испытываешь предел своего терпения, а ведь это минимум.



Конечно, мы стараемся побольше накупить продуктов и никуда не выходить, но скучно. Хочется развлечений, и уже два раза были на скверных фильмах, один раз смотрели французский, безвкусный фильм о гангстерах, а потом американский, тоже надоедно приторный, о ковбоях и шерифе, и метких стрелках, хотя и там и там были они, меткие стрелки, в обоих фильмах.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

Это хорошо и приятно, но в целом этого мало, мало и мало. А в конце фильма я опять нечаянно столкнулся с Ситом Зеркал: я увидел, как по спинкам стульев идет маленький, согнувшейся фигуркой, мой отец, идет задумчиво он, то ли о чем-то думает, то ли делает вид рассеянного человека (он у меня как ребенок). И вот я мысленно уменьшаюсь, а на самом деле наклоняюсь только к нему, и он говорит:

-Чтобы нарисовать портрет собаки, если уж ты взялся за это дело, надо вот что... Надо понимаешь, ну, чтобы она стала человеком у тебя в доме.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ##### .

. ## .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. за эти дни в командировку послали. Открывать выставку художников-самородков в Ярославле-на-Дону. Со мной в купе еще двое мужчин ехало в темных костюмах. Но как ни прислушивался я из своего угла, но так и не услышал, о чем они говорили. Хотя отдельные слова слышал: «Ах вот оно что!», «это вот оно», «ага», -

это говорил тот из них, что был потолще и который спичку у меня попросил и стал ее обсасывать и в зубах держать с задумчивым видом. А второй долго и громковато говорил «даже воны» и «не треба, а все равно сидаютъ, сидаютъ». Стал дремать. Надоело мне к ним . .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

прислушиваться, и взглянул в окно. Увидал там, что станцию проезжаем, видимо, поезда вроде нашего не делают остановок на ней, и смотрю - забор в сугробе как деревянный человек застывший от того, что по грудь его снегом сдавило. И человек этот вроде бы как деревянный и плоский, и полосатый из дощечек, и в тоже время каждая дощечка в нем - тоже человек.

И одна из них говорит мне мысленно:

-Вон, человек едет себе в поезде и ничего не знает.

-Чего не знаю? - думаю я в ответ.

И давно уже поезд уехал далеко, соседи улеглись, выставив одинаковые, серо-голубые носки. А я еще слышу продолженье деревянного диалога деревян­ных собеседников неизвестного маленького городка, где даже поезд наш не останавливается:

-У всех ангелы есть.

-У всех-то у всех, но не у всех одинаковые.

-В каком смысле?

-А в том, что некоторые люди праведный образ жизни ведут, а некоторые - более-менее праведный, а вот один старец, так тот совсем извел ангела.

-Как так?



Прислушиваясь к разговору, я обращаю между делом внимание на то, что тени в окне напоминают волосы моей жены, видимо, тем, что они неожиданно попадаются в разных углах окна, и она так любит иногда неожиданно набекрень голову наклонить и взглянуть глазами жены властителя Поднебесной. А потом иногда и тени под лавками, и по всему вагону вроде бы как тоже застывшие подпрыгивания ее волос. А диалог идет, и мои мысли о кореянке из города Алма-Ата, которую я взял в жены, идут на фоне разговора не останавливающегося:

-Некоторым ангелам очень трудно приходится.

-Да как же это, если он - всемогущее существо, ангел!!??

-Сильное существо, или явление, или слуга Бога, но дело в другом.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

-В чем же?

-В том, что слабого он охраняет. Праведный - он не дает работы ангелу, и уж тогда человек сам становится, как ангел от праведности и оттого, что живет без изъяна, и все поступки его чисты от пятен, все на высочайшем уровне нравственности. И вот человек становится ангелом, поднимается, поднимается - а ангел остается на месте вместо человека и становится постепенно человеком... А поэтому некоторые старики живут долго, и даже они несколько раз заменяются таким образом...

А я думаю: ах, как бы не заснуть и не проспать Ярославль - почему-то спать немножко хочется, хотя только 12 ночи.

Через час уже приеду. Дома-то я до трех не ложусь спать, а в поезде все легли и темно. По этим двум причинам я и сижу, зеваю, пишу лениво, и подремать меня тянет.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. #### .

. #### .. . .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. . . .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ну, вот, Ярославль позади. Там все произошло мгновенно: ночью на такси уехал с площади вокзальной со случайными попутчиками.

В гостинице сонный администратор (женщи­на), как в кукольном театре включила свет в темном зале и, появилась полностью одетая на стуле за стойкой. Она меня немного помурыжила: «нет на Вас документов, а в гостинице только одни иностранцы, сегодня - и завтра будут тоже». Но потом нашла бумажку, я дошел до

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

комнаты и заснул. Утром на гостиничной лестнице встретился с методисткой по народному творчеству, и - идем в музей. В музее все осмотрел, потом еще раз все обошел с методистками, их теперь стало две, одна по линии министерства, а другая по линии профсоюзов. Пишу в метро, поймал на себе насмешливый взгляд мужчины, подумал-подумал, о чем это он улыбался? И понял, что рядом со мной сидит женщина и что-то читает - получается смешно: один пишет-пишет, а второй читает-читает, и я тоже мысленно улыбнулся, что я как будто пишу письмо незнакомым мне людям, а они потом сидят и читают - только бы пройти такие медные трубы и огни, как редакция и типография. Ну, так продолжу письмо - ну, и я показывал на работу художника в рамке на стене, а та, что по линии министерства, записывала.

-Вы тоже предлагайте, но только не очень настойчиво, - сказал я.

-Да? Хорошо, - сказали они, хотя так они не могли сказать, но такое осталось впечатление, и действительно, они меня притормозили около некоторых картин, и их мы тоже включили в список, потом познакомили с невысоким лысовато-бородатым крепышом, сказали про него, то он председатель Ярославского Союза художников, я никак не мог запомнить его имя - отчество, потом запомнил, но не мог выговорить, так бывает, когда внутри звучит мелодия, а спеть не можешь. Потом произнес речь перед собравшейся небольшой толпой, человек 5О-6О, но говорил я не о картинах, как-то надоело мне, наверно, о них говорить, а говорил я о книге отзывов. Что народ рад, народ счастлив, просит почаще делать выставки, так давайте делайте почаще и что если бы лежала эта книга отзывов в зале художников

- профессионалов, то вряд ли бы было столько восторженных отзывов, а раз, мол, работы не хуже, а может, и лучше, чем у них. Надо рисовать, не останавливаясь... - в таком духе я выступил, потом председатель Союза говорил долго. Потом раздавали грамоты и подарки, а мы с ним по очереди подпрыгивали на своих стульях как Ваньки-Встаньки деревянные - это

. .

. .

. .

. .

. .

. .

мы пожимали руки тем из поздравляемых, которые их к нам протягивали. Это было смешно, но я старался эту мысль от себя прогнать и старался думать, что «народ» не замечает этой смешноты, а больше любуется, как мы заседаем в президиуме, ну, в общем, я думал обо всем об этом, и подпрыгивал, и думал, а надо было просто отодвинуть стул и встать, но хотелось сидеть за столом, то ли устал, то ли дорвался до роли «человека, сидящего перед народом». ... Не помню, какого цвета была скатерть, кажется, красного, потом мы с ним ходили по зальчикам с этой толпой и говорили о картинах… А вообще-то наоборот - сначала ходили и говорили, а потом сидели за столом, ну, и еще я дал интервью местному журналисту на магнитофон и повторил коротко свое выступление, а потом, наконец, меня повели в ресторан, я к тому же не завтракал и не обедал, поскольку на животе уже складки на три пальца, но в ресторане я так обожрался двумя кусками нежнейшего мяса и борщом и салатом, что не заметил опьянения от бутылки водки, выпитой на четверых, хотя методистки особенно-то не пили, прощались на морозе у входа в гостиницу, а в 8-3О я уже сидел в кино, в 9 уже вернулся, т.к. мне надоели гонки на мотоциклах и гангстеры через 15 минут, и в час ночи был на вокзале и в два часа - в поезде, в три заснул, и в 9 утра поднимался по лестнице к себе. Все произошло мгновенно, а вот не в голове и памяти, а в словах, это вроде бы как утомительно длинно, а ведь пропустил, как по дороге в ресторан председатель говорил:

-Мне с именем не повезло. Родился в 33-ем,с Гитлером тогда мы дружили и дружбу эту берегли, и имена были тогда: масса всяких Эдиков и Адольфов, вот и меня туда же.

-Но зато с отчеством хоть все в порядке, Федорович, - говорил уже я ему, чтобы поддержать разговор и чтобы показать этим, что хоть не назвал я его ни разу по имени-отчеству, но запомнил, а ему-то просто было, и он шпарил, как будто издевался надо мной: Юрий Юрьевич,

. .

. .

. .

. .

. .

. .



да Юрий Юрьевич, а на меня как будто столбняк напал, и я в ответ просто молчал или говорил обтекаемое «Вы», и все.*

. .

. .

. .

. .

. .

——— .

* если сказать попроще и понятней о моих переживаниях для тех, кто с негодованием пропустил уже множество страниц, из-за длиннот, то не мог я выговорить никак «Адольф Федорович»

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ### .

. ### .

. ### .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. неделя прошла в чаепитии: все время пили чай, ели суп, котлеты и опять чай, чай, чай - то с пирогом, то со сгущенным молоком, то с вареньем. Как-то после субботы и воскресенья заехал в музей, где формируется выставка Республиканская к Сорокалетию: хранители и рабочие имели такой вид, как будто из ящиков все повылазили - все в черном, тихие и медленные, сало едят и не пьют. Потом пришли прочие организаторы. Меня спрашивают:

-Ну как командировка?

-Да как, - отвечаю, - одноэтажно-двухэтажный город мне понравился.

-А еще что?

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

-А все остальное забили ресторанные впечатления, - отвечаю и действительно не помню ничего, кроме гостиничной пустынности и околокинотеаторного лютого холода и вагонной темноты с множеством полок и свисающими простынями. А все остальное? А все остальное, оно, как бы это сказать, но почти не вспоминается, уда-то провалилось. Кажется, даже есть такая народная присказка: у тебя не голова, а сито, или память сравнивают с ситом. Ну да, память, говорят, дырявая…

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

.

. ##### .

. ##### . . .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .



. я много собирался описывать подробностей по поводу Сита Зеркал, но вроде бы уже все описал. Вроде бы уже все явления Сита Зеркал описал и так, и эдак. Правда, не очень похоже, но это тоже надо отметить как неуловимость Сита Зеркал, как только начинаешь о нем думать, так через несколько минут наваливается сонливость и потеря памяти. Значит, Сито Зеркал, вроде бы как умеет стирать в нашей человеческой памяти свой образ, как женщина, которая захочет того и сделает так, чтобы мы думали о ней и помнили ее, а захочет - постараемся забыть, да побыстрее, но женщина дает нам жизнь, сближаясь с нами, в виде продолжения рода, а что дает нам Сито Зеркал? для чего оно существует? неизвестно, может быть это просто мир, в котором мы живем?

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

Кстати, когда я уходил сегодня по поводу письма из Секретариата Правления о квартире, мне жена с лестницы что-то крикнула о лягушках, тощих как кузнечики. Что она имела в виду за этим? Невероятно догадаться, как мне это применить в Секретариате, невероятно приду мать, я положил этих лягушек в психологический карман, как засовываю по карманам все то, если раздается звонок в дверь, что не нужно и неприятно увидеть гостю на столе, или на диване, или на полу.

И совсем недавно я увидел свою память довольно близко и довольно подробно. Я шел по коридору на кухню, не помню, завтракать, или обедать, или ужинать, но вдруг посередине - моя голова запрокинулась, волосы откинулись, встрепенувшись, и каждый волосок на моей голове нашел себе гнездышко и втянут был туда так, как мы втягиваем молочную лапшу с ложки, если она свешивается с нее, и по этим всем нитям стало уходить, как тысячи поездов с одного и того же вокзала, и так стало уходить все из моей голо вы неизвестно куда. «Вот оно, Сито Зеркал» - подумал я, тотчас образ весь стал бледнеть, и когда я сел на кухне на свое место, то я уже не помнил всех зрительных подробностей - осталось только впечатление, и кроме того я удивился, что все произошло не на моем месте, а на подходе к нему.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. ##### .

. ##### .

. # .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. сегодня вспомнил я, что давно не видел людей с усами, которых описал на первой странице. Они, наверно ... хотя, пожалуй, нет, исчезнуть они не исчезли, как это??!! - были-были, да еще в таком количестве ... просто

. .

. .

. .

. .

. .

. .

это опять-таки Сито Зеркал - и это они мне невидны, а на самом деле, я уже об этом догадываюсь, они, конечно, есть, и некоторые люди сами как-то странно водят своими руками над голо- вой. А другое дело, зачем эти усы? Может быть, это иные совсем какие-то связи этих людей с миром и между собой.

…Локти-то, самое главное, что их локти при этом неестественно ходят, это же видно любому проницательному взгляду, не обремененному никаким занятием, кроме как смотреть себе перед собой (между прочим ).

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. . .

. .

. .

. .

.

. ##### .

. ##### .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .



навестил приятеля. Лежит под одеялом, вид растерянный, но шутит себе. Шутит - эти шутки отчасти его и положили в кровать. Он все шутил-шутил над всеми, над обществом, а деньги-то пришлось ему зарабатывать серьезными плакатами о надое молока в издательстве «Плакат». И вот, окруженный своими полу абстрактными персонажами, нарисованными на листочках бумаги и развешенными над полками с книгами, и там, и сям, по стенам, он вполне реальные коровы рисует в воображении своем, пока напыляет компрессором краску (кисточкой тоже можно, но не будет все так волшебно - гладко), так вот - пока напыляет краску... на свой плакат об удоях, а персонажи …

.

. .

. .

. .

. .

. .

. .

. .

…не молчат со стен, они над ним подшучивают, а он в ответ, наверно, над ними подшучивал ... и так несколько лет ... и чем же кончилось? а тем, что больше он ничего не делает, и лежит в постели. А мы сидим за столиком полукругом ок