Третьи сутки шуршит за окном целлофановый дождик,
Истончая весны аромат, и без этого тонкий...
Вызывая у листьев березовых приступы дрожи,
Переходит проспект постепенно в разлив Амазонки.
Мокнет город. И мокнут коты из упрямства и страсти
К вечной опере марто-апрельского зова природы.
Так написано в книгах – влюблённым плевать на ненастье,
Злые чары, и даже летальные вовсе исходы.
Пухнут лужи. А мокрой вороне- голодной остаться,
Так досадно, что воглый сухарь провалился в решетку.
В недрах нашего дома святое подвальное братство
Без прописки и паспорта пьёт партизанскую водку.
И качается дом, будто болен морскою болезнью,
На лучах фонарей к придорожным столбам пришвартован.
В темном море небес, напитавшихся капельной взвесью,
Налетев на осколок Луны, тонет лодка Харона...
Спущен на воду город-ковчег допотопного Ноя,
На воздусях, под ветром измятою туч парусиной
Терпит бедствие... шлюпки балконов качает волною...
Третьи сутки льёт дождь так отчаянно кем-то просимый.